в полусне-полубреду я теряюсь на улицах северного города на пике зимы, хожу в одиночестве по его заснеженным тротуарам в ярких вязанных шмотках и узких джинсах, стараясь не попадаться на глаза людям, курю под мостом автострады и ищу давно умерших друзей на чердаках, а потом то ли трамвай делит меня на три части, то ли толпа школьников забивает в подворотне из-за пачки сигарет; в общем я подрываюсь в постели, нахожу больше на ощупь коробки таблеток рядом с подушкой, глотаю с трудом жаропонижающее, обезболивающее и антибиотики, думаю, что надо бы померить температуру и снова проваливаюсь в бредовые сны; теперь я сижу на холодном песке, и передо мной тяжело вздыхает серое море, в котором плавают льдины, вокруг нет ничего, кроме песка, моря и пары сосен где-то вдалеке, как только они выросли здесь, на таком беспощадном ветру; я строю башенки из песка, много башенок окружают меня, словно великой китайской стеной; мне ужасно хочется пить, и озноб пробирает до костей; я переступаю невидимую границу своего убежища, и мир вокруг рушится с треском рвущейся ткани; я просыпаюсь, иду на кухню, жадно пью; меня колотит, по 2х2 идет мистер бин, а мобильник разрывают звонки с работы.
одиночество и никчемность собственной жизни опускают на меня потолок, и это так здорово, что для паники, страха, злости или слез тоже нужны силы, которых сейчас у меня нет.